23 сентября 2000 года во время своего визита на уральскую землю Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил строительство монастыря святых Царственных страстотерпцев в урочище Ганина яма. Эта дата стала Днем рождения монастыря.
Наступил сентябрь 2016 года, а это значит, что еще один монастырский годовой круг подошел к своему завершению.
Какие события произошли в обители за эти 365 дней, какой была духовная жизнь монастыря, что изменилось в его облике – этому посвящен разговор с наместником обители архимандритом Пименом.
– Для любой обители главное – не стены, а духовная жизнь, хотя монастыри всегда являлись и образцами хозяйственной деятельности. Я бы не хотел говорить о каких-то результатах «пятилетки» или «однолетки». Монастырская жизнь не укладывается в плановые показатели, когда непременно всего должно быть больше, год от года должно становиться лучше, «духовнее, молитвенннее, праведнее и святее»… Монашеская жизнь – особенная, уединенная. Узнать действительно ли мы стали «духовнее» за этот год, мы сможем только на втором пришествии Господа, когда Он придет нас судить и все нам о нас скажет. И, может, то, что Он скажет, окажется для нас, и для меня, в том числе, весьма нелицеприятным. Так что будем смиренно надеяться лишь на смягчение милостью Божию приговора такого суда.
Но… сейчас мы живем, молимся, падаем, поднимаемся. Жизненное поприще – это поле борьбы с собой, со своими страстями, особенностями характеров. И это продолжается из года в год, и будет продолжаться в 2016-м, в 2017-м, в 3020-м, пусть это не всегда будет заметно чужому глазу. Если человек старается исполнить волю Христа и жить по Его заветам, это его меняет. Говорят, какой палец не порань, будет больно. Я – игумен, а это значит, что для братьев в обители, вне зависимости, получается это у меня или нет, я являюсь им и отцом, и матерью. И для меня каждое чадо дорого. Все их особенности, скорби и радости я переживаю вместе с ними: не просто их трудности, а саму жизнь. Ведь я вижу братьев и на службах, и в быту, и на исповеди – у каждого своя история, своя летопись, которую он будет предъявлять Господу. Да, прошел еще один год, но я могу только надеяться, что это время, проведенное нами в обители, было прожито не зря. Ведь и из духовных подъемов, и из падений можно извлекать свои уроки.
– Произошли ли в этом году какие-либо изменения в укладе жизни монастыря, в его богослужебном ритме?
– Наш монастырь молодой. Он не имеет многовековой собственной монашеской традиции, примеров исконного местного монашеского делания, труда, молений. Наши стены не видели жизни преподобных монахов, которые бы подвизались именно здесь, пропитав эту землю потом своих трудов. Да, эта земля святая, она полита мученической кровью Царственных страстотерпцев. Но монашеской жизни прежде на ней не было. Поэтому нам, сегодняшним, приходится многому учиться не только на преданиях, но и на собственной практике. Многое выверяется жизнью, так что какие-то изменения в устроении монастыря, конечно, происходят. В этом году, например, у нас изменился суточный круг богослужений.
В ХХ веке организовывать непрерывную богослужебную жизнь было очень сложно. Поэтому тогда во многих приходах, в монастырях, а порой и до сих пор совершались и совершаются богослужения не таким образом, как в древней Церкви. Вечерня и утреня – вечером, а утром – только часы и Литургия. Это никоим образом не предрассудительно, поскольку каноны не нарушаются. Тем не менее это ослабляет древние традиции, а Церковь их глубоко чтит, и в следовании им питает свою особую стойкость и мудрость. Во времена богоборчества служить таким образом было единственно возможным, иначе люди бы не имели возможности вообще бывать на службах. И в целях икономии – милости, снисхождения Церкви к людям – так происходило. Эпоха сменилась. Сразу вслед за резким подъемом церковной жизни изменить все ее сферы было невозможно. Когда было благословлено ставить монастырь, пришлось это делать в глухом лесу. Лишь постепенно начали постепенно развиваться духовничество, молитва. Сейчас мы подошли к необходимости осуществлять логически правильный суточный круг богослужений: вечером – только вечерню и малое повечерие, а утром, как в древних обителях, как положено по Уставу – все утренние службы. Необходимость вставать раньше на час, чем год назад, монахов не тяготит. В монастырях, где читают неусыпаемую Псалтирь, подъем вообще у всех разный. Псалтирь у нас читается двадцать четыре часа в сутки, поэтому люди встают и в час, и в два, и в три ночи. Но общий подъем – в пять утра. В шесть – начинается богослужение. Сначала – полунощница, потом – утреня, часы, Литургия. В половине первого (по будням, кроме церковных праздников) – в храме совершается братский молебен, а после него мы идем в трапезную. Поскольку у монахов никогда завтраков не бывает, то это первый прием пищи. Далее все расходятся по своим послушаниям до вечерней службы и совершают келейное правило, тайное, сокровенное, сокрытое от глаз игумена, прихожан, паломников, открытое только для Господа. То есть сейчас мы вошли в тот ритм, который приближен к традиционному монастырскому житию.
– Произошли ли какие-нибудь изменения в составе братии?
– Не количественные – качественные. Такого притока в монастыри, как в девяностые годы, нет. Люди, если идут в монастырь, то делают это более обдуманно, чем прежде. Иллюзий стало меньше. Безусловно, бывает, приходят случайные люди. Это боль Церкви, боль общества, уязвленного грехом и страдающего различными заболеваниями духа: расслабленности, непостоянства, лукавства. Сами обители стали принимать меньше народа. Монастырь не ставит целью завлечь как можно больше монахов. Это не пирамида, не коммерческое общество, живущее по принципу: «приведи друга – получишь бонус». Цель монаха – спасти душу, монастыря – помочь ему в этом. Мы должны принять всех, но не всех – в качестве монахов. Пожалуйста, паломниками, трудниками… А чтобы – братьями, для этого мы должны сойтись характерами, прижиться друг к другу. Поэтому игумены стали более избирательны. Еще в начале двухтысячных принимали всех, кто высказывал свое желание посвятить себя монашеству. Сейчас мы стали более осторожны. Ведь мы берем человека, с которым придется жить всю жизнь. Это как в семье, ее нельзя создавать и умножать только потому, что есть первое впечатление, некие иллюзии о дальнейшей жизни. Человек, принявший монашество, становится нашим братом. Нельзя стать братом на год или два. Рождается в семье ребенок, и вы вместе – пожизненно. Даже, если Церковь изберет для него другую участь и пошлет в другое место исполнять свое послушание, мы все равно будем жить общими радостями и горестями. Мы не можем его вычеркнуть ни из личного Синодика, ни тем более – из сердца. Поэтому, если кто-то просится в монастырь, я не принимаю решения единолично, я советуюсь с братией, мы выносим обсуждение на Духовный Собор монастыря. Конечно, очереди от ворот до храма из желающих войти в число братии нет, но приходят. Недавно, к примеру, появился один благочестивый человек, в зрелом возрасте, с серьезным взглядом на жизнь, и мы надеемся, что со временем, когда он сформируется, возможно, станет достойным братом. А там, как Бог даст.
И та братия, которая давно живет в монастыре, меняется качественно. Может, на чей-нибудь беглый взгляд со стороны, эти изменения не так очевидны. Но шестнадцать лет – это не срок ни для монастыря, ни для задачи спасения собственной души, ведь процесс ее спасения – это работа каждого дня на протяжении всей жизни.
– Кандидаты в братья в очередь не стоят, но новый корпус братский строится?
– Строится, и это для нас, помимо духовных испытаний, тоже радость. Во всяком случае для меня. Братья-то у нас очень скромные. Есть такие, кто до последнего на гвоздик будет одежду вешать, а о необходимости поставить шкаф и не задумается. Так что мне приходится время от времени рейды по кельям делать, чтобы посмотреть нужны ли шкаф или тумбочка. Захожу в одну келью, у брата кровать провалилась, он какими-то досками, книгами заложил. «Что ты мне ничего не говоришь?» – «Так не падает же!». Корпус келейный до сих пор был один, построенный в самом начале существования монастыря. Санузел – один на этаж, душевая кабина – одна на два этажа. И братья смиренно это принимают, никто не ропщет. Но мне, как игумену, хочется, чтобы братья могли больше иметь возможностей для уединенной сокровенной молитвы. В прошлом году мы освятили место под новый келейный корпус № 2. За этот год появились его стены, и дай Бог, мы сможем с окончанием стройки улучшить наши стесненные условия. Пока некоторым братьям приходится вообще жить где под храмом, где в храме, где в ризнице, где в непонятном закуточке.
– В прошлом году в монастыре был достроен и освящен Державный храм, прошли серьезная реконструкция и капитальный ремонт всех остальных храмовых зданий, административного корпуса, был изменен облик скотного двора. А что сделано в этом году?
– Одной из важных составляющих хозяйственной жизни монастыря стало строительство овощехранилища. Всегда монастыри славились своими запасами, складиками, амбарчиками, подвальчиками. Когда безбожники пришли к власти и начали присматриваться к монастырям, они, в первую очередь, даже не на людей кинулись, а на хозяйство: изымали ценности, разоряли амбары, вывозили зерно. Потому что знали: монахи – самые рачительные хозяева. У нас за шестнадцать лет хозяйство тоже понемногу расширяется. Но вот до сих пор не было приличного помещения для хранения запасов, только маленькие полуподвальные помещения, где находились соленья. В этом году построено и уже используется добротное овощехранилище, в котором мы храним припасы, рассчитанные как на братию, так и на многочисленных паломников, гостей. Мы активно этим летом занимались заготовками и припасли во всем разнообразии и варенья, и соленья, и закуски, и квашенье в банках, бочках и т.д.. Это разносолы традиционной русской кухни, без каких-либо изысков, все очень простое, сытное и вкусное. А также запасы овощей, круп, бобовых.
Три года назад мы закупили несколько пчелиных семей, и вот нынче, впервые, у нас появился свой монастырский мед. Мы – неопытные бортники, но убеждены, что пчела – самая-самая монастырская животинка. Первый год ульи были установлены рядом с монастырем. Думалось, что в лесу пчелы сами найдут, что собирать с полянок, с лесных цветничков. Но мед мы не получали, собранного хватало только на прокорм самих пчелок. В этом году мы вывезли ульи в сторону Башкирии, в Красноуфимский район, где есть поля, лучше климат. Там пчелы ожили и лучше поработали, мед заготовили себе и нам в достатке. Мы их за это благодарим и желаем многая лета.
Произошли у нас изменения и на скотном дворе. Мы очень благодарны агрофирме «Патруши», которая подарила нам четырех коров голштино-фризской молочной породы с хорошей родословной, адаптированных под местные условия. Выровнялось и свое старое стадо, так как каждый год мы улучшаем племенные показатели. Наш брат, управляющий скотным двором, работает во взаимодействии с хорошим ветеринаром. Сейчас у нас восемь дойных коров, телята. Впервые за время моего игуменства корова нам принесла в этом году двойню, двух бычков.
– Самый большой поток паломников, которых необходимо в монастыре встретить, накормить, приютить, приходит, конечно, в дни памяти Царственных страстотерпцев. Как в этом году прошли Царские дни? Ведь после Пасхи это самое значимое событие для монастыря? Как встретили гостей, как меняется организации их приема год от года?
– Мы оттачиваем год от года работу во всех сферах по приему Царского крестного хода. Это большой труд, и делается многое. Но главное, это не те хорошие результаты, что уже получены, а остающиеся проблемы. И такой серьезной проблемой для нас остается качество дороги, по которой идет массовое шествие, по которой идет поток транспорта в эти дни. Дорога узкая и не соответствует никаким нормам. С этим братия ничего сделать не может, вопрос не в ведении монастыря. Без решения руководства области мы не сможем ничего сделать. Сколько бы мы автобусов в ряд не ставили, быстро и одновременно мы людей после Крестного хода вывезти не сможем. Количество автобусов мы увеличиваем с каждым годом. Начинали с двух, было пять, десять, в этом году – пятнадцать. Конечно, это существенно больший глоток воздуха для уставших паломников. Люди на ногах отстояли ночную Литургию, прошли двадцать три километра, помолились у нашей святой шахты. Чтобы им дойти до станции Шувакиш и уехать обратно на электричке, нужно еще два километра пройти, для некоторых это уже непосильный труд. Но и пятнадцать автобусов, которым нужно вывезти 60 000 человек, при этом, разворачиваясь на узкой тропе, проблему не смогут решить. Организовывать достойную встречу крестного хода в монастыре всегда старались, и я, и все мои предшественники. Если что-то не получалось, то это давало нам пищу для размышлений, что мы можем сделать. И мы делали. Но важна и обратная связь с паломниками. Крестным ходом пройти – дело безусловно важное. Но, может быть, на пятнадцатый раз захочется кому-то стать волонтером и предложить свою помощь во встрече таких же паломников. Заслуга в очах Господа и его благодарность за такой труд, я думаю, будет не меньше. Братьев всего двадцать пять человек, сколько сил им нужно, чтобы встретить шестьдесят тысяч. Я очень благодарен и нашим сотрудникам, и волонтерам – людям, которые оставляют этот благодатный крестный ход, чтобы помочь здесь, на Ганиной яме.
– Около года назад в монастыре открылся обновленный музейно-выставочный центр. Насколько значим он оказался для паломников и прихожан?
– Наш музей вызывает у меня чувство огромной радости. Сейчас существует много версий, много противоречивых оценок событий, происходивших на закате Российской империи. Но, чтобы быть объективным, не стоит порой доверять чьим-то суждениям, нужно знать факты, документы. А для этого – прийти в наш музей. Чтобы действительно понимать значение правления Государя, нужно видеть те достижения, которые были в эпоху его правления. Все это представлено у нас. Цифры – их не оспоришь. Несколько десятилетий так называемых успехов советской власти были основаны на фундаменте, заложенном в царское время. Наш музей находит эти аргументы и факты в виде вещественных доказательств исторической правды. Мы очень благодарны и ктитору нашей обители Андрею Анатольевичу Козицину за помощь в формировании для нас коллекций предметов Романовской эпохи. Он передал нам экспонаты своей личной коллекции, и они делают фонды нашего музея поистине уникальными.
Монастырский музейно-выставочный центр, который все еще формируется, растет, являясь долгожданным любимым дитя для монастыря, уже привлекает огромное внимание и екатеринбуржцев, и гостей Урала. А его выставки становятся темой для активного обсуждения не только наших посетителей, но и представителей научного сообщества.
– Благословение на создание такого музея дал митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Кирилл. А в чем еще в монастыре чувствуется глаз владыки, священноархимандрита обители?
– Действительно, владыка и благословил создание музея, и активно интересовался ходом строительства, ходом формирования коллекций, концепцией развития этого выставочного центра. Он бывает здесь часто, и сам привозит сюда своих гостей. Направляя меня на служение в этот монастырь, владыка благословил на прославление Государя Императора.
Митрополита Кирилла я считаю своим отцом, давшим мне и монашескую жизнь, и священническую. Из его рук я принял постриг и был рукоположен. На протяжении шестнадцати лет владыка меня ведет, воспитывает, наставляет, когда гладит по голове, когда сурово наказывает. Его глаз в обители – во всем. Он человек мудрый, опытный. Иногда скажет вроде простую вещь, и думаешь: а где мои глаза были? Он, например, как-то прошлым летом прошел по территории монастыря и спрашивает: «А что кормушки для птиц не сделаете? Зима-то морозная будет». Я думаю: чего сам не додумался? Зима в самом деле была очень морозной, и птицам наши кормушки помогали просто выжить. Сейчас старые кормушки снимаем, птицам осенью есть чем питаться, хотя кое-где они прежние кормушки еще висят. А к этой зиме мы уже красивые резные деревянные кормушки подготовили. Вроде мелочь, но из таких мелочей и складывается воспитание в семье, в том числе и монастырской. Так созидается умение сострадать, умение подумать о ком-то, умение планировать вперед, многое другое.
– Отец Авксентий, духовник монастыря, так любимый паломниками, прихожанами, в этом году стал духовником монашествующих Екатеринбургской епархии. Что это означает для монастыря, самого иеромонаха Авксентия, для прихожан?
– Для отца Авксентия это означает еще большую ответственность. Братия монастыря исповедуется не только у меня, как игумена, но и у него. А теперь батюшка, если есть такая необходимость, может принимать исповедь у любого монашествующего нашей епархии, у него есть такое благословение. Мы рады этому, рады увидеть у нас в монастыре каждого из монашествующих, кто приезжает, чтобы поклониться святыням Царской обители и поисповедоваться у батюшки. Дай Бог ему здоровья, крепости сил. Но он, как и прежде, будет исповедовать своих духовных чад, прихожан, паломников. Пусть не волнуются.
Каждый паломник, желающий побывать в нашем монастыре, поклониться святыням, помолиться, исповедоваться всегда будет с радостью принят. Дай Бог, чтобы у тех, кто побывал в Царской обители, стало легче на душе, чтобы они всегда смогли ощутить Божию помощь и определить для себя Божию волю.
Беседовала Елена Костина
